Великая славянская река. Научно-популярный журнал для юношества «Страна знаний» №7, 2020

Днепр принял меня сразу — и уже не отпустил никогда.

Мне было тогда лет пять. Шло лето; будучи в отпуске, моя мать снимала дачу вблизи от просторного речного залива, мы с ней жили там вдвоём. В соседях у нас обитал пожилой дяденька с красной физиономией, кажется, бывший тренер по плаванию. Однажды, он предложил маме быстро и надёжно научить меня плавать. (До тех пор я лишь возился на мелководье и лепил куличи из песка.) Мама, человек доверчивый, согласилась. Она осталась сидеть на берегу, а дяденька вывез меня на гребной лодке на середину залива.

Как сейчас, вижу ярко-синюю воду и кайму зелени вокруг неё… Не говоря худого слова, экс-тренер поднял меня, словно щенка, и выбросил за борт. Реакцию мамы я позабыл, зато свою помню отлично. Погрузившись довольно глубоко, я захлебнулся, но тут же стал изо всех сил махать руками и ногами… что и требовалось.

Пробкой выскочил я на поверхность, перевёл дыхание… и поплыл. Сдаётся, экс-тренер велел мне следовать за лодкой; я плыл по-собачьи, испытывая полное счастье. С тех пор я чувствую себя в воде столь же свободно, как и на суше.

Шёл в наших кинотеатрах когда-то мюзикл с известной Марикой Рокк — «Дитя Дуная». Мы же все – дети Днепра.

Исток Днепра
Исток Днепра

Путешественники любят фотографироваться у истоков больших рек. Занятно, всё же: подобно Гулливеру у лилипутов, встать разом на оба берега Волги или Амазонки… Там, где рождается Днепр, это сделать трудно, местность изрядно заболочена. Но, во всяком случае, легко в пару шагов перейти четвёртую по длине, третью по площади водосбора реку Европы. Для этого и брёвна перекинуты. А рядом, в дремучих травах, голубая часовенка с красным куполом. В нескольких шагах от неё – символический, голубой же, колодец, над которым укреплён образ Спасителя с двумя надписями по сторонам, на русском и украинском: «Остановись, путник. Ты находишься у истока великой реки Днепр. Береги её». — «Зупинись, подорожній. Ти знаходишся біля витоку великої ріки Дніпро. Збережи її» …

В одном из красивейших уголков Смоленщины рождается из ручейков наша река. Хороша там природа, чудны луга, леса, — а вот деревни, ближайшие к началу Днепра, умирают. Безвременье затаптывает их. Из Дудкина уже ни голоса человечьего, ни лая собачьего не слышно, — верно, и крестьян там не осталось. Бочарово стоит полутёмное, разве полсотни стариков и старух в нём наберётся… да золотой рыбки нет пока, чтобы воскресить российскую глубинку…

Но что мы всё о печальном! Выйдя на простор, малыш Днепр быстро набирает рост и силу. Возле Смоленска он уже достаточно широк и глубок. Двести лет назад, во время войны с Наполеоном, страшный смоленский пожар отражался в этом текучем зеркале… Кстати, о Наполеоне и его армии: крупнейший белорусский приток Днепра, Березина, помнит их бегство из России, паническую переправу; помнит, как в ледяной воде шли на дно люди и кони в декабре 1812-го…

Часовня у истока Днепра
Часовня у истока Днепра

Днепр – становой хребет истории трёх славянских государств, которые он объединяет, протекая по российским, белорусским и украинским землям.

Сотни загадочных племён жили по его берегам, по бесчисленным притокам. Мы дали им условные имена, от мест первых находок: трипольцы, черняховцы, зарубинцы… но не знаем ни подлинных названий этих народностей, ни их языка. Смелый землепроходец Геродот называл всех жителей Причерноморья-Поднепровья «оптом» – скифы. Греки, сородичи «отца истории», Днепр именовали Борисфеном – Северным Ветром. О нём Геродот писал: «Борисфен – самая прибыльная река: по берегам её простираются прекрасные тучные пастбища для скота; в ней водится в больших количествах наилучшая рыба; вода приятна на вкус для питья и прозрачна (по сравнению с водой других мутных рек Скифии). Посевы вдоль берегов Борисфена превосходны, а там, где земля не засеяна, расстилается высокая трава. В устье Борисфена само собой оседает несметное количество соли. В реке водятся огромные бескостные рыбы под названием «антакеи» и есть много других диковин…»

B треугольнике Днепр-Ирпень-Рось есть сёла, которые старше Рима или Афин. Здесь тремя гигантскими подковами, закруглёнными на юг, лежат хорошо видимые до сих пор Змиевы валы, крутые насыпи с глубокими рвами, некогда защищавшие Киев от хищной Степи. По Славутичу (так звали Днепр славяне) плыли, точно на картине Рериха, викинги. Их вёл конунг Хёльги, именуемый у нас Вещим Олегом. Высадившись с кораблей, увенчанных драконьими головами, викинги основывали укреплённые города.

Днепр в Смоленске
Днепр в Смоленске

Цепь деревянно-земляных крепостей на приречных горах, останцах размытого древнего плато, охраняла путь «из варяг в греки». Остались полустёртые валы городищ в Вышгороде и Киеве, Триполье и Ржищеве, Витачеве и Каневе… Щучинка же, летописный Чучин, отличилась героизмом и сравнительно недавно: там, на холме, кровавой осенью 1943-го  зацепились за правобережье наши бойцы, под огнём преодолевшие реку. Там гремел знаменитый Букринский плацдарм. Оттого в мемориале соседствуют статуя воина Великой Отечественной и восстановленный древнерусский вал со стеной-заборолом.

Прямо напротив киевских гор лежит любимый нами всеми с детства Труханов остров: вдоль его берега протянулась большая часть речных пляжей, по общей протяжённости которых Киев чуть ли не держит мировой рекорд. Место отдыха, пикников и весёлых купаний? Не только.

У острова – большая, насыщенная и драматичная история. Само название его сменялось много раз: Труханов, Городской, Алексеевский… снова Труханов. Это имя самое древнее. По достоверным сведениям, оно восходит к ХІ веку, когда здесь находилась резиденция жены великого князя Святополка Изяславича, дочери половецкого хана Тугоркана – Тугарина Змеевича русских былин. Итак, Труханов — искажённое Тугорканов…

В одном из уголков острова, называемом Долобск, в 1103 году князь Владимир Мономах собрал своих родичей, князей Руси, чтобы наладить совместную оборону южных рубежей: «снястася думати на Долобьске». С той поры осталось название озера — Долобское и пляжа — Долбичка… А ещё зовут Труханов киевской Хортицей, местом казацкой славы. На воде здешнего Матвеевского залива в 1651 году флотилия запорожских чаек разбила речную эскадру Речи Посполитой. По преданию, где-то на дне ещё лежит польский корабль, полный сокровищ… В более близкие к нам времена на Трухановом острове располагался посёлок рабочих-водников. За помощь партизанам его стёрли с лица земли немецко-фашистские захватчики…  

Днепр в Киеве
Днепр в Киеве

И это – биография лишь одного из множества днепровских островов. Великий, Муромец, Ольгин, Дикий, Водников, Рыбацкий…

Вот он перед нами, двухтысячекилометровый Борисфен-Славутич-Днепр! (Кстати, что интересно, нынешнее название — старше двух иных, оно ещё древнескифское, Данапр: «дан» — река, вода; «апер» — русло.)

Малых и мельчайших речек в его бассейне – свыше пятнадцати тысяч; четверть сотни крупных притоков, из коих большинство на Украине. Среди последних есть и реки серьёзные, иные судоходны. Взять хотя бы «зачарованную» Десну: она всего вдвое короче Днепра, мощна, полноводна; рядом с ней возрос давний соперник Киева, Чернигов.

Куда более короткий, но дивно живописный Ирпень памятен двумя битвами на своих берегах: одна из них, года 1321-го, привела к тому, что Киев попал под власть Великого княжества Литовского, а другая случилась в 1941-м, когда шеренга железобетонных дотов на правом берегу долго сдерживала шквальным огнём наступающие гитлеровские колонны.

От несказанно прекрасной Роси, с её пущами и плавнями, с выступающими из воды гранитными скалами, быть может, взяли своё имя росы-русы-русичи… Да что древность! Сегодняшний день дочерних рек неповторим. Помню, как возле города Комсомольска-на-Днепре, в устье речки Псёл, перед самым рассветом я входил в прозрачную, с тенями ветвей, заводь; вода была бархатной, и от меня разлетались стрелы юрких рыб. Рядом шли раскопки курганов эпохи бронзы, ровесников Кносса или Карнака…

Кременчугская ГЭС
Кременчугская ГЭС

Не везде ровен и могуче-ласков Днепр. Уже за Кременчугом дно его оскаливается каменными зубами. А там, южнее, от Екатеринослава-Днепропетровска до Александровска-Запорожья, не столь давно рычала бешеная вода на  тринадцати порогах. О них писал ещё коронованный литератор Византии, Константин Багрянородный. Перепад уровня реки здесь достигал высоты десятиэтажного дома. Купцы плавали через пороги только весной, причём, перегрузив товар  на небольшие лодки; летом и осенью река здесь была совсем непроходима, приходилось тащить суда волоком. Один из порогов, самый грозный, в седой кипучей пене, носил три названия: Ненасытец, Дед и Ревущий. Другой природный барьер речники в сердцах обозвали просто – Лишний… Сейчас всё это под толщей Днепровского водохранилища, чья глубине превышает шестьдесят метров.

А вот и прославленная Хортица! Для речного острова она весьма велика, больше двенадцати километров длины. Здесь подкупленные двуличным Константинополем печенеги подстерегли героя, великого князя Святослава Игоревича, и пал он в неравном бою. Шесть столетий спустя на Малой Хортице, островке, лежащем в кильватере своей большой тёзки, родилась первая Запорожская Сечь. До сих пор жив, хоть и болеет, хортицкий семисотлетний дуб. Под ним, если верить легенде, запорожцы сочиняли то самое, с ненормативной лексикой, письмо турецкому султану. Другое предание гласит, что Гитлер намеревался распилить этот дуб начетверо и части его установить перед рейхсканцелярией, как знак победы над славянским миром. Не вышло, – славяне оказались сильнее…

Миновав обе Хортицы, приблизимся к покрытым водой местам, где в старину раскидывался Великий Луг. Памятен здешний пароль: «Пугу, пугу! – Кто там? – Казак с Лугу!..». Тут казачество рубило засеки, ловило рыбу, смолило ладьи-чайки для бросков в султанские владения и стекалось на свои шумные рады. Сечей было несколько: Базавлукская, Токмаковская, Чертомлыкская, Новая… Казацкая Атлантида покоится на дне Каховского моря…

Днепр в Запорожье
Днепр в Запорожье

Вблизи конечного пункта своего пути, Днепровского лимана, Днепр делится на рукава. В дельте его лежит порт Херсон. Последний город на реке — маленькая Голая Пристань. Далее, в днепровских плавнях, над множеством островков галдят птичьи стаи; можно заблудиться в тростниковых лабиринтах. Дробно ветвящаяся река здесь мелка, зачастую почти неподвижна. Однако со статистикой не поспоришь: полсотни кубических километров воды в год изливает Днепр в чашу лимана.

Почти пять веков назад писал о нашем крае Михалон Литвин, посол Великого княжества Литовского в Крымском ханстве: «Реки кишат невероятным количеством мальков и разной крупной рыбой... Некоторые из них называются золотыми, прежде всего Припять (Pripiecz). В одном месте… ежегодно в календы марта, она наполняется таким множеством рыбы, что копье, вставленное в гущу её, застревает и не падает, как если бы его воткнули в землю. Так плотно идёт рыба. Я и сам бы этому не поверил, если бы не видел часто, как оттуда беспрестанно вычерпывают рыбу и наполняют ею ежедневно около тысячи повозок чужеземных купцов, которые каждый год съезжаются туда в одно и то же время. Из всех же имеющихся там рек самой большой и обильнейшей является Борисфен, снабжающий Киев не только огромным количеством рыбы, но также и многим другим».

По другим сведениям, раньше, в пору Киевской Руси, прямо под горой с княжескими и боярскими дворцами, у берега Подола, ловили для стола владык огромных осетров.

Что же ныне осталось от всех этих неизмеримых живых богатств?

Даже с середины прошлого века число видов днепровских рыб уменьшилось на четверть. Осетровых изредка можно увидеть поближе к дельте, но они давно в Красной книге. Исчезло немало  рыб, некогда банальных, в том числе проходные виды — белуга, сельдь, лосось, речной угорь…  Слава Богу, в немалом количестве ходят рекой и её притоками карась и карп, лещ и плотва; реже встречаются судак, окунь, щука. Слегка исправили ситуацию рыбы, склонные к пожиранию чрезмерно расплодившихся водорослей — привезённые с Дальнего Востока белый амур и толстолобик. Их нарочно подселили в зарастающее устье и в шестёрку искусственных «морей».

Если же говорить о другой фауне, — она сильно поредела, но… В зарослях низовья всё ещё вьют свои гнёзда серые цапли, надменно плавают лебеди, ковыляют неуклюжие пеликаны. Чайки бурно спорят за добычу с чёрными бакланами, утки по весне водят за собой цепочки пушистых шариков. Над зелёными сторожевыми горами от Вышгорода до Канева парят коршуны, а то и орлан-белохвост повиснет в вышине. Днепр с его поймой — главный экологический «коридор» для птиц, пересекающий Украину и Белоруссию.

До сих пор немало в реке норок, родных европейских и завезённых в тридцатые годы американских. Я видел остров в одном из небольших, заросших камышом притоков: там настоящее царство этих шустрых красивых зверьков. Их на острове подкармливают местные — увы, не с целью ими любоваться… Бобры, поражая своим инженерным даром, как и прежде, возводят плотины и гати; на водорослевых полях пасутся ондатры, выныривают усатые головы выдр. Все они радуют глаз и сердце, — но, увы, нынешняя днепровская жизнь даже близко не походит на идиллию сто-двухсотлетней давности.

Не одних лишь осетров лавливали вблизи от Старокиевской горы. «Лес и бор велик» шумели там, где теперь бетон и стекло; в Крещатицкой долине охотились на лосей и кабанов. Весь север бассейна Днепра был покрыт чащами. Но постепенно земля оголялась. К концу позапрошлого века индустриальное развитие страны пошло семимильными шагами. Древесины требовалось всё больше. В одной из специальных статей 1884 года читаем: «Большая часть местности, которая тяготеет к берегам реки и её притоков, почти лишена леса, который почти за бесценок был сплавлен к нижнему течению Днепра». Казацкие дубы и дедовские сосны гуртом пошли на железнодорожные шпалы, на строительные леса, на паркеты доходных домов. В печах и топках обильно сжигали дрова. Горел, страдал зелёный убор от войн, прокатывавшихся по нашим весям; редели его остатки, когда шло послевоенное восстановление хозяйства. А сколько лесов ушло в ничто при создании водохранилищ! Писал Александр Довженко в своей «Поэме о море»: «На широких днепровских плавнях сотни рабочих рубят, корчуют тягачами столетние вербы, осокори, тополи — готовится дно будущего моря… Семьсот тысяч одних только столетних деревьев уже порублено на низких днепровских островах».

Правда, позднее Советская власть позаботилась о возобновлении лесов. Были заложены обширные молодые посадки. Плановая рубка не прекращалась, но юные деревья, подрастая, исправно пополняли убыль.

Что же происходит сегодня? Вот выдержка из статьи эколога: «В Украине вырубают леса — под бензопилу попадают якобы «больные деревья», хотя потом их продают за границу, как вполне здоровые… Вырубку лесов поставили на поток, это масштабный бизнес… Назначают санитарную рубку – мол, для очистки от больных, сгоревших деревьев. Под бензопилу попадает, в действительности, лучшая древесина. Но её списывают, как дрова, и перепродают частной фирме, торгующей ею, как здоровой. Столь здоровой, что из неё делают качественную мебель в европейских государствах».

…И ползут под дождями, превращаются в сели остриженные от вековых лесов склоны Карпат…

Но мы отклонились от нашей главной темы. Вернёмся к судьбе Днепра и всех водных ветвей этого могучего статысячелетнего древа.

…Корабли по Днепру и его судоходным притокам (а судоходны были даже нынешние речки-лилипуты!) ходили с незапамятных времён. Пишут, что есть у воды память: в таком случае, она должна помнить многое. Челны скифов, а может быть, и более давних, таинственных племён скользили по этой спокойной ряби. Проходила к Русскому морю, воевать с ромеями,  армада великого князя Олега: две тысячи ладей, по сорок воинов на каждой. Выбегали из Сечи казацкие чайки, надёжные, ходкие; у каждой — два руля, на борту полсотни чубатых молодцов; стая таких «птиц» расправлялась даже с многопушечным турецким кораблём.

Невиданное зрелище предстало жителям обоих берегов в 1787 году. Плыла в недавно завоёванный Крым императрица Екатерина Вторая с венценосными гостями, кайзером Австрии Иосифом Вторым и королём Польши Станиславом Августом, с приближёнными и слугами. 22 апреля киевский порт покинула флотилия из восьмидесяти судов, в числе которых было пятьдесят великолепных, сделанных по римскому образцу галер. Всего в путь отправилось три тысячи человек. Ряды огромных вёсел дружно ударяли по воде, ветер напрягал паруса. Самый большой корабль, «Десна», отделанный золотом, вёз самодержицу со свитой; на нём же находилась роскошная столовая для торжественных обедов. Всесильный фаворит, светлейший князь Григорий Потёмкин велел заранее взорвать самые грозные пороги. По весеннему половодью царский флот прошёл донизу. Но русло всё же оставалось не расчищенным, пока… Впрочем, об этом позже.

Первый пароход на Днепре появился ещё в 1823 году, его машина развивала мощность в шесть с половиной лошадиных сил. Паровой флот рос медленно, но верно. Одно из его судов, «Кременчуг»,  прославилось тем, что перевезло прах Тараса Шевченко из Киева в Канев. К концу века уже почти три сотни паровых судов ходили по реке и её притокам.

В годы Великой Отечественной мать-река защищала себя. Днепровская военная флотилия воевала не хуже морских эскадр, осенью 1943-го громя немецких захватчиков на Припяти, а позднее и в Польше, на Висле.

Двадцать лет спустя реку впервые вспороли подводные крылья. Взяли разбег белые, стремительные «Метеоры» и «Ракеты». Праздничная летняя синева несла на себе множество «речных трамваев»; моторные лодки весело вертелись вокруг караванов гружёных барж.

Но после начала девяностых Днепр опустел, словно в древние времена. Судоходство впало в летаргию. Редкие прогулочные и круизные суда уворачиваются от вздымающих высокую волну «крутых» катеров. Смутные времена…

Вообще, техническая цивилизация освоила Поднепровье хоть и относительно поздно, зато уверенно. Киев, до поры строившийся почти исключительно на высоком правом берегу, известный своими базарами, обилием рыбы, водяными мельницами и специфическим «сухим вареньем», — Киев во второй половине XIX века начал быстро изменяться… и расти. Толпы крестьян, освобождённых и разорённых половинчатой реформой, хлынули на городские заводы. Менее, чем за полстолетия, киевлян стало вдесятеро больше. Задымили фабричные трубы и в Екатеринославе, и в Александровске…

Глубокие раны оставили после себя гражданская война, хоровод сменяющихся властей. Однако уже в двадцатых годах хозяйство стало возрождаться. Через короткое время вокруг Днепра сложились индустриальные зоны, куда более мощные, чем до Революции. Их питали гидроэлектростанции; прежде всего та, первая,  что носит поэтичное украинское название «Днипрэльстан». С годами заработали турбины на Десне и Роси, Ворскле и Псле…

О нынешнем состоянии рабочего Поднепровья не стоит говорить много. Вдвое меньше продукции, чем в конце восьмидесятых, производят наши заводы. Многие цехи порезаны на клетушки арендаторами — либо, в своей гигантской сюрреалистичной пустынности, стали ареной для музыкальных «фестов»…

Как же за столетия изменилась сама река? Разительно.

Течение хозяйничает, переделывая ложе Днепра; воде усердно помогает человек. Только в позапрошлом веке родился Русановский пролив; зато исчезла, превратилась в бусы озёр речка, протекавшая через Труханов остров. Намного раньше, в первые годы столетия восемнадцатого, строители положили начало уничтожению романтичной речки Почайны, той самой, в устье которой великий князь Владимир крестил киевлян. Сокращая для судов подход к порту, прорыли канал через песчаную косу, отделявшую Почайну от Днепра. Скоро канал, самочинно расширяясь, проглотил косу-преграду, и приток слился с рекой-матерью. Больше нет на карте Почайны. Да что там! Почти целиком уведена в трубы Лыбедь, тёзка знаменитой сестры князя-основателя Кия, — а где выходит наверх, там отравлена и замусорена до последней степени. Сходная судьба у речки Сырец. Некогда глубокая и чистая Совка стала болотом, иссохли и заросли даже пруды, унаследовавшие её имя. Киев обеднел на десятки малых рек, ранее весело бежавших в Днепр.

Никогда не знала мать-река столь яростных машинных атак, как в прошлом столетии. Большинство новых жилых массивов Киева встало, опираясь на подушки из намытого грунта. Объём этих работ был грандиозен. Почти трёхкилометровый Русановский канал — их зримый и не зарастающий след. Земля, вынутая из него, слоем толщиной до пяти метров легла под опоры домов Русановки. Из Днепра и из озера Тельбин взяли грунт для утверждения массива Березняки. Несколько днепровских заливов, в том числе и с такими лихими названиями, как Верблюд или Собачье устье, были превращены в настоящие глубоководные впадины, чтобы свои сорок три миллиона кубов земли и песка получила под фундаменты строящаяся Оболонь.

Вплоть до 1950-х не была упорядочена набережная в рабочем Днепропетровске. Наконец, улицу построили, насыпав под покрытие тысячи тонн шлаков с комбината имени Петровского. Позднее на окраине города был сооружён водно-спортивный комплекс: ради этого намыли три песчаных косы и, фактически, создали новый залив.

Многое можно было бы ещё рассказать о том, как человек менял и меняет природный облик Днепра; задержимся лишь на главном.

С тех самых пор, как светлейший Потёмкин попытался упразднить пороги, — а может быть, и с более ранних, — люди пытались соединить разорванное надвое скалами русло реки и сделать его проходимым для судов до самого устья. Двести лет назад инженер де Волан провёл канал в обход порогов, поставил шлюз, — но глубина нового пути оказалась недостаточной для навигации. Подобную попытку сделали и около 1850-х, но с прежним успехом. Раз и навсегда ушли, скрылись под водой и Ненасытец, и Лишний, и все прочие донные бастионы — только вслед за тем, как наши деды возвели ДнепроГЭС.

Решение о строительстве станции приняли в 1920-м, это был один из важнейших пунктов инициированного Владимиром Лениным плана ГОЭЛРО. Стройку начали семь лет спустя. Сперва она походила на муравейник: копошились несметные толпы грабарей и землекопов. Потом начала прибывать зарубежная техника. Нигде в мире, ни на одной стройке тогда не укладывали за год столько бетона… И вот однажды разлилось, глотая пороги, водохранилище; частым гребнем встала на пути у воды плотина длиной в три четверти километра, ростом с двадцатиэтажный дом. Завертелись тяжкие лопасти турбин. Пошёл ток.

Сегодня днепровский каскад электростанций даёт Украине десять миллиардов киловатт энергии в год; это электричество – самое дешёвое из добываемых. И будущее ГЭС обеспечено, поскольку мировые цены на топливо растут, а мы, увы, барахтаемся в этой ценовой паутине… Конкурентов у турбин, вращаемых течением, пока нет.

Однако… Чем же стал украинский, самый протяжённый участок Днепра после того, как его перегородили рядом плотин, исказили древнее русло разливами шести водохранилищ? Иные рукотворные моря сделали старый Борисфен подобным Амазонке, ширина его выросла чуть ли не до тридцати километров! К добру ли это? Энергия энергией, но ведь река — живой организм. Не гибнет ли она, не становится ли постепенно мёртвым, механическим потоком? А прошлое, запечатлённое на днепровских берегах?.. В школьные годы провели наш класс с экскурсией по безлюдной равнине — будущему дну Киевского моря. Как раз перед затоплением… Лишь четверть века спустя, в чернобыльской зоне, довелось мне увидеть мёртвые, безмолвные сёла. Не слишком ли большую дань платим подчас материальному прогрессу?..

Зарастает тростниками, затягивается ряской и тиной Каневское водохранилище, «цветёт» вода в Кременчугском. Каховское теряет берега, массы земли рушатся в воду, луга становятся болотами. В связи с общим упадком и обнищанием страны, всё меньше денег выделяется на поддержание «в форме» искусственных морей. А ведь они колоссальны! Недаром зовутся морями… Свыше трёх тысяч километров – общая длина берегов шести водохранилищ. (Для сравнения: длина береговой линии Чёрного моря – три тысячи четыреста километров!) Совокупная площадь водных зеркал — почти семь тысяч квадратных километров. (Жемчужина Венгрии, озеро Балатон, в одиннадцать раз меньше.) Серьёзнейший вклад человека в географию… и ряд немалых проблем.

Ровно накатывается прибой… Размыв берегов водохранилищ хоронит не менее, чем двадцать гектаров плодородных земель в год; за время свой жизни днепровские моря «съели» уже шесть с половиной тысяч гектаров.

Кстати, о разрушении берегов и, соответственно, обмелении и сужении русла. После девяностых появилась новая причина всего этого. Берега самочинно уродуют владельцы прибрежных вилл и коттеджных посёлков. Разумеется, никто из толстосумов, нанимающих землечерпалки для создания личной гавани, понятия не имеет, да и не хочет иметь, о том, как его действия отразятся на судьбе Днепра или впадающей в него речки…

Есть у нашей реки-матери и другие беды.

…Начало двухтысячных, Ирпень. Приехав в Дом творчества писателей, на отдых, я первым делом интересуюсь: можно ли купаться в реке, которая дала название городу? В незапамятном прошлом, когда мои родители снимали на лето дачу в Ирпене, этот вопрос даже не возникал: река была чиста, вода свежа и полна занятной для ребёнка живности. Позднее стали приходить всё более тревожные сведения: промышленные стоки сделали ирпенскую воду отравленной, опасной для здоровья… И вот — первая весть наступившего века: Ирпень снова чист! Купайся, сколько хочешь… Почему? Городская индустрия парализована. Мебельный комбинат, стоящий рядом с рекой, просыпается лишь время от времени, когда есть заказ. Словом, не было бы счастья, да несчастье помогло…

Но так своеобразно «везёт» далеко не всем притокам Славутича.

В городе Кривой Рог, – между прочим, самом длинном городе планеты, – над речкой Ингулец высятся трубы крупнейшего металлургического комбината республики. То чёрный дым валит из них, то светлый, а то, глядишь, и рыжий «лисий хвост»… Много десятилетий подряд знали предприятие, как прославленную «Криворожсталь»; теперь оно из народного стало частным и зовётся, по имени хозяина-индийца, «АрселорМиттал Кривой Рог». «Эффективный собственник»? Кто знает… Но только не по части очистных сооружений. До двадцати пяти миллионов тонн отходов ежегодно выбрасывает комбинат; только летучих ядовитых веществ уходит в атмосферу триста тысяч тонн. И трудно счесть, сколько угрожающих всему живому сточных вод проглатывает несчастный Ингулец…

В далёкую пору, когда я писал сценарии технических лент для киностудии «Киевнаучфильм», приходилось мне видеть на больших заводах, на выходе из цехов, убедительные свидетельства чистоты спускаемой воды. В бассейнах всплёскивали карпы, среди зелени зимних садов ходили косули. Вряд ли сейчас легко встретить подобные уголки. Механизмы очистки на предприятиях не обновлялись по полвека, – а стоки стали куда более грязными… и грозными, в них выросла концентрация  едких примесей. Обидно, но факт: украинский участок русла, вместе с притоками, отравляется куда активнее, чем белорусский. Притом, что семьдесят процентов воды, используемой населением, – а значит, и питьевой, – Украина берёт не из-под земли, не из артезианских скважин, а с поверхности своих водоёмов. То есть, прежде всего из Днепра, его «ствола» – главного русла,  «ветвей» – притоков и каналов, его «листьев» – озёр и прудов…

Впрочем, отходы производства перестают быть главной угрозой. Отмирание промышленности идёт рекордными темпами. На первое место по масштабам порчи вод выходят города. Наши собственные жилища, места, где мы работаем, едим и развлекаемся, – источники необъятной массы отходов. Каждая стирка с применением чистящих и моющих средств, каждое мытьё посуды специальной жидкостью – доза отравы для наших рек. Обойтись без этого мы не можем, но не должны бездумно смывать в раковины всё новые порции химикатов. Тем более, что и в городских хозяйствах поизносились очистные узлы; не стала повсеместной биохимическая очистка сливов, да и канализация охватывает далеко не все дома.

Опять же, «не было бы счастья…»: нынче у нас в быту используют куда меньше воды, чем, скажем, четверть века назад; в Киеве её потребление с 1990-го упало в полтора раза. Причина? Введена плата за воду, во многих квартирах стоят счётчики.

Поговорку о счастье и несчастье вспоминаешь постоянно… Много десятилетий  подряд вместе с дождями и тающим снегом стекали в реки вещества, применяемые земледельцами: удобрения, средства борьбы с сорняками и вредителями. Настали нелёгкие дни для крестьян, множатся заброшенные поля, сёла пустеют, умирают фермы и откормочные комплексы; сёла пустеют. Соответственно, упало – в два с половиной раза – химическое давление  сельского хозяйства на Днепр.

С другой стороны, неотвратимо гибнет сеть орошаемого земледелия.

Немало в былые годы и столетия прорыто больших и малых каналов, ведущих живую влагу к пашням, садам и огородам. Уйдя ненадолго с территории Украины, вспомним, например, об Огинском канале, сооружённом двести с лишним лет назад между притоками Немана и Припяти для сплава леса в Польшу. Случайное сходство с фамилией  композитора, автора общеизвестного «Полонеза»? А вот и нет! Михаил Клеофас Огинский, профессиональный дипломат, сенатор Российской империи и музыкант-любитель, как раз и настоял на прокладке этого канала… Другой канал, Днепро-Бугский, уже имеющий к нам прямое отношение, открыл в  1784 году польский король Станислав Август. Есть куда более молодые каналы: Северо-Крымский, победивший засухи на южном полуострове, Днепр – Донбасс, Днепр – Кривой Рог и другие… Сегодня в рукотворных продолжениях Днепра, больших и малых, судоходных и таких, что ребёнок перепрыгнет, — всё меньше нужды.

Распад больших коллективных хозяйств стал роковым: частные владельцы не в силах поддерживать крупные системы орошения. Дождевальные установки ветшают. Дорожают энергия и горюче-смазочные материалы. Беднеющее население разворовывает металл. Сегодня полив идёт лишь на четверти земель, пригодных для орошения; остальное становится, как полтысячи лет назад, диким полем. А по нему, что ни год, то севернее, гуляют пыльные бури…

Некогда знаменит был Днепр могучими наводнениями. Случались они не только в княжьи или казацкие времена. Почти на шесть с половиной метров поднялась вода в мае 1931 года: стал «Атлантидой» Труханов остров, «злые волны» (по Пушкину) хлынули на Подол. В 1970-м паводок угрожал Русановке. Ныне река, что называется, зарегулирована. Но однажды на ней чуть было не произошёл искусственный паводок, причём, смертельно опасный для столицы и всей округи.

Об этом рассказали мне в одном из институтов, на которые раскололся некогда единый, важный для всего СССР кибернетический центр академика Глушкова. Когда грянула катастрофа 1986 года, в целях предотвращения худших её последствий наше правительство вознамерилось спустить Киевское море. Мол-де, все осевшие в нём радионуклиды вынесет течением… Кибернетики тогда доказали математически: ничего подобного! Вода схлынет, а убийственные частицы благополучно осядут на дно водохранилища. Затем пустынная впадина высохнет под лучами солнца; ветер поднимет смертоносную пыль, и… К счастью для нас всех, учёных поддержал первый секретарь ЦК КПУ Владимир Щербицкий. Море не тронули…

Можно ли сегодня говорить о радиационном заражении Днепра? Практически – нет. Изотопы с коротким периодом распада исчезли уже в первые месяцы после аварии на ЧАЭС. Ну, а долгоживущие изотопы собрались в донных отложениях и теперь перекрыты толстым слоем чистого ила. Цезия в Днепре сегодня в двести пятьдесят раз меньше допустимой нормы, стронция – в шестьдесят два раза. Очистилась и Припять, тем более, с обеих сторон отгороженная дамбами от богатых нуклидами земель.

Что же, всё-таки, ждёт реку-мать в грядущем, обозримом и более дальнем?

Хоть принято немало законов и постановлений, ограждающих Днепр с его чадами от вреда, – все они остаются на бумаге. Из трёх республик, по которым протекает Славутич, на Украине – самый низкий уровень жизни, наиболее подорванная экономика. Затраты государства на охрану водных ресурсов крайне скудны. Предприятия водоканала – по уши в коммунальных долгах, средств на ремонт и модернизацию оборудования у них нет.

К тому же, как писал классик, разруха начинается в нашем сознании. Когда летом, в конце выходного дня, глядишь на чудовищные завалы мусора, объедков, фактически не разлагающихся пластиковых бутылок и пакетов на киевских пляжах, в зелёном  раю Гидропарка, – невольно поражаешься выносливости природы. Она, как ни странно, ещё выдерживает наше тотальное свинство и возрождается каждую весну…

Взрывчатые противоречия содержатся в Водном кодексе Украины. С одной стороны, весь запас вод, наземных и иных, находится в собственности народа. С другой, – землями водного фронда позволено владеть и приватно. Любой приречный сельсовет, да что сельсовет, – бессовестный богач – может перекраивать берега, уродовать русло…

Конечно, существуют и национальные, и местные программы оздоровления – что всей реки-матери, что её участков или притоков. Как обычно, недостаток державной заботы восполняют бессребреники-энтузиасты. Так, по сложившейся традиции, ухаживают за родной Росью студенты Белой Церкви – при поддержке бассейнового управления реки. Подобными же делами заняты молодые люди Полтавщины, путешествуя по речкам родной области.

Пять заповедников оберегают острова почти нетронутой природы в бассейне Днепра: Днепровско-Орельский, Ровенский, Каневский, Черемский, Полесский. От Припяти до Хортицы и Олешков протянута с советских времён цепь природных парков.

В эти сложные, смутные дни не забудем о великой реке, на берегах которой нам посчастливилось родиться. Мы, русичи, украинцы, поколение за поколением вырастаем у Днепра и, вслед за материнским молоком, до конца дней пьём его воду. Пусть же она будет чистой!..

Автор благодарит за предоставленные сведения доктора технических наук, профессора, академика НААНУ Михаила Ромащенко и автора великолепной книги «Река Днепр», доктора географических наук, профессора Виктора Вишневского.

Андрей ДМИТРУК, писатель, сценарист кино и телевидения, научный журналист